Оридония и род Людомергов[СИ] - Дмитрий Всатен

— Сложить.

— И я говорю, сложить. Сколько будет?

— Семь на серый деб — семь серых дебов.

— Хорошо. А ежели я отдал деб красный.

— Откуда эт у тебя красный, — спросили с соседнего стола.

— Не влезай, — громыхнул по столу Варогон, — не твое дело. Сколько? — посмотрел он на холкуна.

— Двадцать четыре минус семь — семнадцать будет…

— Обдурил, — заорал брезд. — Мать жежь твою так, обдурил! — Он вскочил на ноги и вытащил палицу. Подошедший Проти побледнел.

— Ничего я… — пролепетал он. — Ты не платил еще, Варогон. — Он почти расплакался.

— Обдурил. Меня обдурил, — бесновался брезд.

— Я не… мог… ты еще не платил…

— Не ты! Тот проклятый трактирщик. Там на Кожедубном тракте!

— О чем он говорит? — Заговорили присутствующие. — Про Дубильный тракт речет. Попутал с Кожедубным… Так нет же Кожедубного и не было никогда. Поперепутал, говорю же…

От брездского ора голова у Каумпора разболелась так, что слезы выступили на глазах. Он зажал голову между рук, посидел так некоторое время и неожидано подскочил.

— Сядь! — заорал он не своим голосом. — Сядь, я сказал!

Варогон замер с открытым ртом. В харчевне повисла тишина.

— Мы будем говорить сейчас. Свои долги раздашь потом! Сядь! — приказал холкун.

Брезд с неудовольствием повиновался.

Караван, какого еще ни разу не видел Фийоларк выходил за его стены. У ворот собралась внушительная толпа провожающих и просто зевак. Они с восторгом смотрели на бесконечную цепь груххов и коней, вытянувшихся вдоль улиц.

Каумпор все это время сидел у себя дома на верхнем этаже и смотрел на таблички, разложенные на столе. Их предстояло еще раз пересмотреть, а после передать младшему брату с наказом получше их припрятать.

По таблицам выходило, что в путь выходят почти пять тысяч олюдей. Из них более четырех тысяч стражников. Эта внушительная сила была теперь под его командованием. Быстросчет еще раз оглядел пространство перед собой.

— Карту, — приказал он и брат, стоявший неподалеку, тут же подал ему пергамент.

Развернув ее, Каумпор увидел перед собой земли Владии с обозначением городов, равнин, лесов, замком, рек и горных цепей. Великие воды были выкрашены синим так искусно, что и впрямь походили на воду. В них плавали диковынные рыбы с большими острыми, похожими на кривые ножи зубами. Холкун невольно загляделся на карту.

Из задумчивости его вывел протяжный зевок Борпора — третьего сына Теллиты, его брата. Это был худощавый нескладно скроенный холкун, глядевший на него широко открытыми честно-наивными глазами. Каумпор уже прозвал его про себя вечным помощником. Не было в нем хитринки — не быть ему в переди каравана. Честность не доведет караван ни до чего хорошего.

— Убрать, братец? — обратился к нему Сатепор, укладывавший таблички в богато украшенный ларь.

— Убирай, — разрешил Каумпор. Он сосредоточился на карте и пометил на него город Карларк, как место нежелательное для приближения.

Конубл внимательно рассматривал нити-тракты, помеченные на карте. Его брови то незаметно съезжались к переносице, то, вдруг, вспархивали и взлетали на середину лба, то распрямлялись и покойно опускались на прежнее место.

Он пометил место где нужно будет свернуть, чтобы избежать случая оказаться на пути у наступавших на Карларк войск. С другой стороны, обходить Карларк с юга было нельзя, там были прибрежные земли саараров, кои те получили после воцарения во Владии оридонцев. Надо сказать, саарары не просчитались: оридонцы достойно одарили своих союзников — саарары в эту пору процветали на морской торговле.

Холкун вспомнил, что много лет назад кто-то говорил ему о восстании саараров против оридонцев. Но вроде бы это бывший боор Владии Глыбыр совратил предводителя саараров на мятеж за что и поплатился.

— Карту? — в очередной раз вывел его из задумчивости Сатепор.

— Нет, оставь. Буду держать при себе. Борпор, тебе отдаю карту, как старшему после меня. Никому кроме меня не отдавай ее.

— Понял, братец, — Борпор принял сверток пергамента как реликвию, как нечто настолько ценное, от прикосновения к чему трясутся руки.

Вот так всегда, заметил это Каумпор, глупость порождает пиетет. Однако не было бережливее холкуна в городе, чем Борпор.

Между тем, Борпор аккуратно завернул карту в тряпицу и положил себе в заплечный мешок.

— Пора, сынки, — размашистым шагом вошла в комнату Теллита. Мать с гордостью и слезами на глазах оглядела сыновей, шмыгнула носом. — Обряд начнем внизу.

Обряд провожания в дорогу был длинным и красочным. Все действо Каумпор провел в размышлениях. Только сейчас он действительно осознал, как его мысль, его задумка привела в движение громадные силы. Они будут очень долго вытекать из города вместе с караваном.

Во дворе холкуны вскачили на коней и по узкому выезду между домами вереницей вышли на городскую улицу. Их провожали все соседи. Им кричали восхваления, пожелания счастливого пути, их благословляли, за них молились, из-за них плакали.

Холкуны ощутили вдруг необычайную теплоту своей прежней привычной жизни. Ее устроенность. Ее уют.

Все знали их. Они всех знали. Здесь, на этой улице, в этом городе их любили, им готовы были помочь. Они были своими.

Тепло, которым их одарили соседи, друзья и близкие сопровождало их до самых ворот, но там оно было вмиг сдуто холодным восточным ветром врывавшимся в открытые створки и дышавшим в лица выходящим хладом опасной суровой действительности.

Братья переглянулись между собой, надели шлемы, оправили легкие доспехи, проверили топоры, палицы и мечи в ножнах, и, понукая коней, выехали за городскую стену в хвосте каравана.

— Впереди все чисто, — подскакал к ним Ирпор. Он тоже был закован в холкунскую броню с надвинутой на лицо железной маской, изображавшей разинутую пасть зверя. Брат Каумпора тяжело дышал. Чувствовалось, что он устал. С раннего утра он пребывал в седле, его одежда покрылась толстым слоем пыли. Однако он был доволен. Порученное братом дело было сделано. Караван вышел на Трапезный тракт и пошел по нему.

— Призовите мне Варогона, — обратился Каумпор к братьям. Самый младший, Сатепор, тут же поскакал вдоль каравана искать брезда. — Бор, подай карту. Ир, приблизься. Смотри. Вот сюда мы можем идти не опасаясь, но отсюда начинаются владения Желтого Быка. Пусть караван займет всю тропу. Надо стянуться так, чтобы мои воины легко добрались от главы до его хвоста. Дам тебе десятка два воинов и не давай никому из встречных ехать в лоб. Пусть сворачивают. А здесь, видишь, свернем.

Ирпор кивал в такт словам брата и не отводил взгляда от его указательного пальца.

Послышался топот и к Каумпору подлетел Варогон на боевом груххе.

— Ты призывал меня, — прогремел он.

— Да, приблизься, — и холкун обсказал и показал ему на карте то же самое, что и Ирпору.

Старый вояка согласно хмыкал.

Первые четыре дня пути прошли без происшествий. Часть каравана свернула и скрылась за городскими воротами городов Маларка и Палларка. Но оттуда навстречу каравану вышли несколько купцов. Произошел краткий, но ожесточенный торг и караван принял в себя товары этих двух городов. Подобного Каумпор не просчитывал, но неожиданность была приятной и прибыльной.

Солнце пятого дня уже начало припекать, когда десятки рук потянулись вправо, указывая на что-то далеко в поле. Это старые торговцы обучали своих сыновей, племянников, младших братьев, а иной раз и внуков распознавать знаки.

Далеко от дороги прямо во чистом поле стоял невысокий шест с белым бычьим черепом, притороченным сверху. Рога быка были натерты до блеска. Сильный ветер, носившийся по равнине, слегка покачивал череп и казалось, что он то согласно кивает путникам, то отрицательно качает головой.

Каумпор отцепил от пояса рожок и длинно задудел к него. Из головы колонны ему ответил точно такой же рожок. Караван несколько замедлил шаг и стал толстеть, занимая полностью весь тракт. Послышался топот копыт и тяжелая поступь груххских лап — отряд воинов выдвинулся вперед.

— Что случилось, Каум? — подъехал встревоженный Илло.

— Ничего не случилось.

— Там переполох.

— Этот переполох для того, чтобы ничего не случилось. — Холкун отвернулся от товарища и обратился к Сатепору: — Скачи к Варогону, скажи ему пусть проверяет каждую рощицу, каждый куст задолго до подхода каравана. Знаю, Желтый Бык любит наблюдать оттуда.

Солнце еще не перевалило зенит, когда волнение прошло по телу каравана. "Смотри, смотри!", неслось со всех сторон. "Не уловят! Быстрый, чума его пробери!"

По полю мчался одинокий всадник. За ним несколько несколько караванных стражей.